— Гюнтер, проверка связи.
— Вас слышу, босс.
— Хорошо, я уже иду. Если она очнется до моего прихода — кричи.
«Беретту» Колдинг хранил в ящике прикроватной тумбочки. Пистолет сегодня не нужен. Он направлялся к Цзянь.
Ее кровоточащие пальцы превратили панду из черно-белой в черно-красную. Тельце панды, лапа тигра, нога носочной обезьянки, рука пластмассовой куклы и черная голова с полным заостренных зубов ртом. Ее непослушные руки держали странное существо, уродца вроде Франкенштейна доктора Сьюза, собранного из нелепо подобранных частей тела.
— Не надо, — прошептал голос маленькой девочки Цзянь. — Пожалуйста, хватит.
Она молила и в то же время, словно наблюдая знакомый старый фильм, знала, что последует дальше. Она начала кричать чуть раньше, за мгновение до того, как черные глаза распахнулись и впились взглядом прямо в нее: первобытные, бесчувственные, но вне всяких сомнений — голодные.
Что-то потрясло ее, потрясло. Неведомое животное с телом панды раскрыло рот в жуткой улыбке. Дьявольской улыбке. Непарные конечности — розовая пластмасса куклы и тигровая оранжево-черная полосатость — дрогнули и потянулись к ней.
Как только существо раскрыло рот, чтобы укусить, это что-то потрясло ее еще сильнее…
Колдинг еще раз легонько потряс Цзянь. Та моргнула, просыпаясь, но выражение ужаса оставалось на заспанном лице. Шелковистые черные волосы слиплись от пота и слез.
— Цзянь, все хорошо.
Он наблюдал эту женщину уже два года, пытаясь помочь ей — и потому, что это было его работой, и потому, что она стала ему добрым другом. Для Цзянь дни делились на плохие и хорошие. Плохие дни причиняли страдание Колдингу, вынуждая чувствовать себя некомпетентным и бессильным. Однако он всегда напоминал себе, что Цзянь все еще жива и это кое-что значило. Дважды та пыталась покончить с собой — обе попытки он пресек лично. Цзянь моргнула еще раз, возможно пытаясь глядеть сквозь волосы, и, выбросив руки, порывисто обняла Колдинга. Он обнял ее в ответ, похлопав по спине и этим как бы отгоняя ее страхи, — как свою дочку, а не женщину пятидесяти двух лет.
— Я опять видела сон, мистер Колдинг.
— Все хорошо, — ответил Колдинг. Он чувствовал ее слезы у себя на щеке и плече. Цзянь всех мужчин звала «мистер»: с ее сильным акцентом это всегда звучало как «мии-ста». Ему так и не удалось уговорить ее называть его по имени.
— Все хорошо, Цзянь. Может, еще поспишь?
Она подалась назад, отстраняясь от него, и вытерла слезы тыльной стороной ладони.
— Нет. Только не спать.
— Да ладно, Цзянь. Просто попытайся. Я же знаю, последние три дня спала не больше шести часов.
— Нет.
— Ну, хоть попробуй, а?
— Нет! — Она повернулась и выбралась из-под одеяла, удивительно грациозная для женщины, весившей 250 фунтов и ростом пять футов шесть дюймов. До Колдинга слишком поздно дошло, что на ней лишь только верх пижамы. Он смущенно отвернулся, но Цзянь будто ничего не замечала.
— Поскольку я встала, надо поработать, — заявила она. — Сегодня утром у нас очередной тест иммунной реакции.
Колдинг потер глаза, отчасти для того, чтобы не выглядеть, будто старается не смотреть. Он уставился на знакомую шахматную доску на комоде. Цзянь выиграла у него девяносто семь раз кряду, но кто считал?
Бутылочка с ее лекарством соседствовала с шахматной доской. Прозрачная полоска, бегущая вниз по боку бутылки, позволяла видеть, сколько жидкости оставалось. Поперек полоски черными аккуратными буквами были нанесены даты в убывающем порядке: вверху — первое ноября, тридцатое ноября — внизу. Уровень жидкости был сейчас на отметке «7 ноября».
— Да, лекарства я принимаю, — сказал Цзянь. — Может, я и сумасшедшая, но не дура.
Но принимала ли она их на самом деле? Состояние только ухудшалось, частота и интенсивность кошмаров росли.
— Не говори так о себе, Цзянь. Я тебя сумасшедшей не считаю.
— А еще вы не считаете себя симпатичным, — сказала женщина. — Это доказывает, что ваше мнение спорно.
«Вжик» молнии ее брюк подсказал ему, что можно смотреть в ее сторону. Цзянь натягивала гавайскую рубашку — цвета лайма с желтыми азалиями — поверх белой футболки с пятнами от пота. Густые черные волосы по-прежнему влажно свисали, закрывая лицо, но сквозь эти волосы Колдинг видел черные круги под налитыми кровью, испуганными глазами.
Она прошла к своему причудливому компьютерному столу, села и включила питание. Семь плоских мониторов вспыхнули, окутав ее беловатым свечением: три на столе, два по бокам и четыре над ними в ряд — все мониторы чуть наклонены и установлены полукругом так, что Цзянь приходилось вертеть головой слева направо, чтобы видеть их все.
Колдинг поставил бутылку с лекарством на место и подошел к ее рабочему месту. Все семь экранов изображали плавающую ленточку букв «A», «G», «T» и «C». Время от времени буквы меняли цвета, иногда переливались яркими полосками, иногда и то и другое одновременно. У Колдинга это ассоциировалось с многоцветной цифровой рвотой.
Иммунная реакция являлась препятствием, которое научная троица генадских гениев — Клаус Румкорф, Эрика Хёль и Цзянь — элементарно была не в состоянии преодолеть. Это был последний серьезный теоретический барьер, ставший между «Генадой» и перспективой спасения сотен тысяч жизней в год. Сейчас, поскольку Цзянь проснулась, она приготовится к тесту или, скорее всего, к очередной неудаче и, как водится, — к ярости и возмущению доктора Клауса Румкорфа.
— Тебе что-нибудь надо? — спросил Колдинг.